Текст: Олег Черных, Елена Березовская
Когда смотришь программу типа «Пусть говорят», то думаешь, что только в какой-нибудь российской глубинке, в старом, развалившемся колхозе с покосившимися деревянными домами, среди поголовного пьянства и запустения есть дети, которых не кормят по нескольку дней, которые никогда не видели апельсинов и считают, что это яркие оранжевые мячики. Которые не представляют, что есть такая часть одежды, как трусы и майка. И думаешь, что весь этот апокалиптический мир находится совсем далеко от тебя. А в Выборге – все уютно, хорошо и комфортно. А вот нет!
Стоит перешагнуть порог туберкулезного стационара, и ты понимаешь, что совсем рядом с тобой есть другой, параллельный мир. Из 60 детей от 3 до 16 лет, которые проходят здесь курс лечения, родители приходят лишь к двум. Вдумайтесь – лишь к двум! Для оставшихся маму и папу заменяют сотрудники стационара. Когда мы с Лешей Штергуном, который согласился отснять фото для этой статьи, вышли из санатория, то у обоих возникла одна и та же мысль: узнать адрес родителей Маши, которая в свои 5 лет поступила на лечение с весом 3 кг, приехать к ним и сказать… Сказать, что дочь их ждет… Скучает… Только вот нужно ли им это?
О том, как это – быть мамой и папой одновременно, а так же о том, что такое служение, наш разговор с главным врачом Областной туберкулезной больницы в Выборге Татьяной Николаевной Никитиной.
— Татьяна Николаевна, как вы пришли в медицину?
— Скорее под давлением родителей, чем благодаря собственному осознанному выбору. К тому же хотелось доказать всем, что я могу поступить в ВУЗ с самым большим конкурсом. А самый высокий проходной балл на то время был именно в медицинском институте. Я и поступила. Получила профессию. Работала участковым терапевтом. Но очень быстро надоело однообразие, и я попросилась на «Скорую помощь». Пришла на первое дежурство, даже не представляя себе, что и как делать. Поэтому просто поехала на вызов с фельдшером.
Вначале показалось, что работа хорошая: все так легко и само собой получается. А оказалось, все просто только пока со стороны смотришь. И уже много позже узнала, что в «Скорой» далеко не все выдерживают. Во-первых, необходим огромнейший багаж знаний. Пришлось с головой зарыться во всякие разные справочники. Читала день и ночь. Во-вторых, действовать нужно очень быстро и невозмутимо. Приезжаешь, например, на аварию, вкруг море крови, и хочется просто лечь рядом с потерпевшими. Очень трудно в такой ситуации удержать себя в руках. Потом уже пришел «драйв», удовлетворение от того, что помогаешь людям.
— И как долго Вы проработали в «Скорой»?
— 15 лет. Ушла потому, что стало не интересно. В какой-то момент поняла, что развиваться больше некуда, все уже знаю. Захотелось чего-то другого, чего-то большего. Пришла работать терапевтом вот в эту самую больницу. Тогда здесь еще была ортопедия. Потом случилось так, что меня назначили руководителем.
— Почему «Костно-туберкулезный санаторий»?
— Само здание построено еще финнами. Сначала здесь была женская клиника, позже организован военный госпиталь. А после войны было много случаев заболевания туберкулезом с поражением костей. И здесь организовали костно-туберкулезный санаторий. Санаторий был всесоюзного масштаба, лечиться сюда приезжали из всех уголков СССР. На весь Советский Союз подобных санаториев было всего 3-4. Сейчас это детский стационар. К сожалению, дети также подвержены этому заболеванию. И очень хорошо, что есть это место, куда ребенка забрать из среды, из той «жизни», в которой он заболел.
— Кстати, откуда у людей такое предвзятое отношение к туберкулезу?
— Это социальная болезнь. Встречается она, в основном, среди людей из низших слоев нашего общества, людей необеспеченных. Прежде всего, болеют алкоголики и наркоманы. Потому сам факт болезни вызывает пренебрежение. Туберкулезной палочкой, между прочим, инфицированы все. Но когда у человека все в порядке с иммунитетом, он хорошо питается, высыпается, живет в нормальных условиях, риск минимален. Тем не менее, заболеть может каждый.
— Как же может заболеть здоровый, вполне обеспеченный человек, и каковы симптомы?
— Как? Например, купив квартиру во вторичном фонде. Если там много лет жил больной, заражения не избежать. Длительный прямой контакт с больным также может привести к заболеванию. При этом организм испытывает сильную интоксикацию, больной быстро худеет, постоянно потеет, его лихорадит, в глазах появляется специфический болезненный блеск, по которому его довольно просто отличить от здорового человека.
— Насколько сегодня эта болезнь излечима?
— В первую очередь это зависит от желания самого больного вылечиться. Если человек ставит себе такую цель, соблюдает предписанный режим — проблем с лечением не бывает. Современные препараты очень быстро побеждают болезнь, но они не совместимы ни с алкоголем, ни с наркотиками.
— А каковы ваши пациенты?
— Наши пациенты – дети от 0 до 18 лет. Срок лечения – от полугода до двух лет. Это длительный период, и всем необходимо время, чтобы привыкнуть к новой обстановке, новой среде обитания, новому режиму. В итоге почти все живут, как одна большая дружная семья: подростки нянчат малышей, и все друг другу помогают. Бывают, конечно, и одиночки, но мы их ни к чему не принуждаем — все только по желанию. В наших стенах есть школа. И вместе с курсом лечения дети проходят и школьную программу. Кстати, часто ребята к нам прибывают с серьезными пробелами в знаниях по школьным предметам. У нас очень сильные педагоги, которые выводят знания наших детей на должный уровень.
— Поучается, что вы не только лечите, но и воспитываете?
— Конечно! Отделение детское и без воспитания никуда не деться. И занимаются этим процессом все. У нас все, как в обычной семье, только детей здесь шестьдесят. И очень часто они потом не хотят отсюда уезжать домой.
— Трудно с детьми работать?
— Безусловно. Я сама врач-терапевт, причем не детский. Мне все это вдвойне тяжело, поскольку все принимаю близко к сердцу. Это же маленькие дети, они на ручки просятся, мамой называют зачастую. И очень трудно найти тот баланс, который позволит оставаться добрым и заботливым для них, но и не оставит им шанса «сесть на шею». Для этого врожденный педагогический талант нужен. И я преклоняю колени перед нашими сотрудниками, у которых получается так хорошо организовать работу.
— А курьезы в Вашей практике бывают?
— Постоянно! Например, поступил как-то девятилетний мальчик, который даже в школу никогда не ходил. Во время занятий постоянно болтался у нас по этажам. Он пробегал по всей больнице и всем-всем помогал. Но за помощь конфетки просил. А когда полные карманы набирались, шел на свой этаж и всех угощал. Пришлось нам его в 1-й класс посадить. И всей больницей мы за его успехами наблюдали. Информацию на лету схватывал, во 2-м классе уже стихи на английском читал.
К сожалению, не все примеры столь позитивны. Как-то во время обхода смотрю, девчушка стоит, а в кулачках зажаты куски хлеба. Я у сестры спрашиваю, почему. Оказывается хлеб у нее даже отобрать не возможно. И не ест она ничего, кроме хлеба и сухарей. Вы только представьте, что ребенок другой еды и не видел никогда! Никакого мяса, никаких котлет или сарделек, даже не понимала, что это можно в пищу употреблять. Мы ее несколько месяцев в порядок приводили. И такие печальные случаи не редки. Бывает дети, которые приходят из неблагополучных семей, не понимают, что нужно чистить зубы и как это делать, не знают, что такое носки и для чего они нужны. И так относительно целой кучи элементарных мелочей. Очень больно, что такое встречается довольно часто.
— Каково работать таким врачом?
— Врач – это служение. И главное для врача – желание помочь людям. Наш контингент – дети, им очень приятно помогать. Но приходится от многого отказываться, многое преодолевать. Однако и жизнь за это вознаграждает соответственно. Главное – не уходить от проблемы, решать ее, тогда и жизнь сама будет приводить помощь откуда ее не ждешь. Например, в особенно трудный для нас момент, появились благотворители из Норвегии и совершенно бесплатно отремонтировали нам весь детский корпус. И подобных случаев не мало.
— Когда работа для вас стала служением?
— В «Скорой помощи», скорее всего. Когда видишь цену человеческой жизни, понимаешь, что человека может не стать за считанные секунды, перестаешь обращать внимание на всякие мелочи вроде хамства, невкусной еды, стоимости твоей машины… Хочется оставить след, прожить свою жизнь не зря. Ведь каким бы богатством ты не обладал, конец для всех один. Останется только тот след, что отпечатается в душах других людей. Я считаю, что именно служение людям – самое главное в жизни.