| При поддержке ООО «Управляющая компания «Горное управление ПО «Возрождение» |
Текст: Елена Березовская
Дом скульптора Тувия Лейтмана – удивительное место. Его двери гостеприимно распахиваются любому гостю, и здесь сразу чувствуешь себя дома… у себя дома! Раздеваешься, проходишь, устраиваешься за столом… и только потом соображаешь, что ВСЛУХ тебя никто не приглашал располагаться. Но приглашение чувствуются во всем: в голосе, в жестах, в улыбках, в интересе хозяев.
Мне долго не удается начать интервью: Тувий Израильевич и Людмила Семеновна наперебой расспрашивают меня о совершенно разных вещах и людях, рассказывают любопытнейшие истории… Мне жутко интересно, так бы и сидела тут целую вечность с чашкой чая в руках, слушала бы разговор этих милых людей и разглядывала бы бесконечное множество фигурок на полках и постаментах.
Тувий Израильевич Лейтман— Тувий Израильевич, а когда вы ощутили тягу к творчеству?
— Я это все очень даже хорошо помню. Я жил в Баку. Еще в детстве у меня был такой случай… В моем шкафчике в садике я вдруг не обнаружил своей кепки и отправился ее искать. Так сильно я ее искал, что ушел из садика, сел в трамвай и даже проехал несколько остановок. Но потом мне показалось, что так я могу заблудиться, поэтому сел во встречный трамвай и вернулся к себе во двор. А там ребята играли в глину: каждый по очереди делал из куска глины что-то вроде чашки, потом переворачивал ее и со всей силы хлопал об асфальт. Глина как-бы взрывалась изнутри, а тот, с кем ты играешь, должен был залепить дырку. Мне так это понравилось, боже ты наш правый! Потом и шапка нашлась, и домой меня кто-то отвел… но глина эта очень запала мне в память!
А лет в 12, наверное, пришел я во Дворец пионеров… Мне очень понравился авиамодельный кружок: ребята там что-то пилили, строгали, клеили модели самолетов. Но кружок был переполнен. Пришлось идти, куда принимали. А принимали в изокружок. В качестве вступительной работы я нарисовал с натуры какую-то чашку, и даже достаточно похоже. В следующий раз преподаватель попросил нарисовать по памяти свой дом. Ну! Свой то дом я помнил хорошо! Знал всех по имени, кто в какой квартире живет… И вот я нарисовал прямоугольник, а потом стал дорисовывать, где чье окошко… И эти окошки вылезли у меня далеко-о-о за пределы дома. В общем, выгнал меня преподаватель. Не вписался я в изостудию со своим реализмом.
Пришлось нам идти в кружок лепки – мне и моим соседями: Толику Алиеву (у нас с ним как-то все одинаково получалось) и Витьке «Бидза» (Бидза – это прозвище, фамилия его — Зарицкий, помню маму его звали «тетя Мотя», она подрабатывала тем, что стирала людям белье, и жили они в подвале).
Преподавателя нашего звали Адыль, но между собой мы его прозвали Увеличителем. У него была мастерская в немецкой кирхе, которую власти отдали азербайджанскому отделению Союза советских художников. Там Адыль лепил 11 метровую статую Ленина по скульптуре Джалала Карьягды. Ленин был в порывистом движении со вскинутой вперед рукой, и большой палец руки уже не вписывался в масштабы помещения. Пришлось для этого даже разобрать стеклянный потолок кирхи. Да, это ведь не скульптор создает огромную статую. Он создает модель. Модель Карьягды была 1,1 метра. А человек со специальным образованием увеличивает ее до необходимого размера. Вы представляете, сколько надо глины, чтобы такую громадину слепить? Конечно, она не вся из глины. Сначала ставится каркас… А вокруг строится параллелепипед, на который наносятся деления. Такой же, только поменьше, устанавливается вокруг модели. С их помощью определяются пространственные координаты в одной системе и переносятся в другую, большую… Есть, конечно, свои хитрости: набивка гвоздей так, чтобы шляпка определяла конкретную точку в пространстве, навешивание крестов, чтобы глина не ползла, набивка реек… но все равно, глины на этого Ленина ушло страшно много. Да и сам Адыль был очень высокий с огромными ручищами. Мне – пацану – он казался просто Гулливером! Вот такой была моя первая встреча со скульптурой. Потом у нас преподавала Судоба – невысокая, очень красивая женщина с очаровательной улыбкой. Она несла в себе что-то лучезарное, доброе. Лепили мы совершенно простые вещи. Грушу, например… потом какие-то рельефы…
А позже мы узнали, что существует еще такой Дом художественного воспитания детей, и увидали там такие работы! Батенька ты мой! Было это что-то связанное с гоголевскими персонажами. И почему-то мне в память врезалось, что на этой выставке был Пушкин на коне. Лепил его Шурик Бурганов, и преподаватель Дома художественного воспитания Анна Казарцева утверждала, что лошадь очень похожа на Шурика. Но это уже было серьезное образование. Потом у нас образовалась целая группа ребят. Все из этой группы пошли учиться дальше, и все стали скульпторами.
Случайность! Мне кажется, чистая случайность привела меня в профессию скульптора.
Нуу… Случайность, я считаю, вообще играет очень большую роль в жизни. Идеи, они ведь тоже непредсказуемы. Вот нечего нет, и вдруг появляется в голове образ… Дальше начинается его разработка, масса эскизов… И преподавателем стал чисто случайно. Я служил здесь, в Выборге. И однажды попался мне приказ об образовании комнаты-музея боевой славы в/ч 41407. Адъютант генерала Симоняка, некто майор Петров взял на себя этот труд, собрал массу газетного материала… Я подумал, что в музее могут быть и какие-то объемы, и предложил свои услуги. В итоге целую галерею портретов там налепил. Интересно было работать. Я ведь помимо героев имел возможность делать портретные работы и других интересных людей: актеров, футболистов… А после службы оказался снова в Баку, в худфонде, где я до армии работал исполнителем по камню, переводил авторские скульптуры в мрамор. Заказов тогда было много. В советские времена на скульптуру был спрос: герои войны, политические деятели, поэты… Интересной работы было много. Сейчас отношение к тем работам поменялось, в том же Баку многие скульптуры тех времён поубирали, хотя это были действительно далеко не слабые работы. Вернемся, однако, к тем событиям. У меня была уже жена, она родом из Выборга, должна была родить, и я вернулся сюда. У меня был шестой разряд по камню – достаточно высокий. А тут кругом карьеры. Думаю, неужели ж на работу не устроюсь? Не устроился! В карьероуправлении мне сказали, что не смогут обеспечить мой тариф. Нет у них таких сложных работ! Я делал портреты, фигуры, а здесь нужны поребрики, постаменты. И оказался я при Доме офицеров кочегаром: крыша есть, тепло… В то время, кстати, образовался краеведческий музей, у меня появились первые заказы для него. Примерно тогда же зав. отделом культуры порекомендовала мне устроиться на работу в школу, мол твоей семье жить негде, а там быстрее можно получить жилье. Вот и весь мотив, как я стал учителем. В 1963 году пришел в 6-ю школу преподавать детям рисование и черчение, потом работал в 5-й, 14-й, 13-й школах. Сергей Геннадьевич Малыков Генеральный директор ООО «Управляющая компания «Горное управление ПО «Возрождение». Решение поддержать публикацию о Тувии Израилевиче Лейтмане мы приняли, практически не задумываясь. Решающим стало то, что Тувий Израилевич, так же как и люди, работающие в Горном управлении «Возрождение», в своей работе и творчестве тесно связан с гранитом. Ознакомившись с материалом интервью, мы с приятным удивлением узнали, что в жизни нашего героя был момент, когда он мог всерьёз и надолго связать свою судьбу с камнеобработкой. И кто знает, если бы не случайность, о которой он рассказал, то, может быть, в Выборге сейчас были бы не только предприятия по производству поребриков, брусчатки и плит мощения, но и цех по изготовлению городской скульптуры. Кроме того, мы знали, что Тувий Израилевич абсолютно бескорыстно принял участие в создании мемориала на могиле 129 безымянных воинов, павших в марте 1940 года в боях за Выборг. Тувий Израилевич выступил не только как соавтор, но и как скульптор, выполнивший работы. Торжественное открытие мемориала состоялось 22 июня этого года. И конечно же, не может не вызывать уважения и признательности тот факт, что человек более 40 лет своей жизни посвятил воспитанию подрастающего поколения, работая в художественной школе Выборга. Уважаемый Тувий Израилевич, мы желаем Вам доброго здравия, творческой энергии, чтобы не только Вы способствовали воплощению чьих-то замыслов, но и Вам в этом содействовали. Спасибо Вам! Школьная программа, я вам скажу, была жесткая. Если с рисованием дела обстояли более или менее понятно, то техническое черчение оказалось предметом мне незнакомым, приходилось изучать с нуля, готовиться серьезно. Правда, планов никогда не писал, весь ход урока в голове держал. Ну и придумывать приходилось! И кисточки для детей вязал, и объемные проекции строил. Сам урок стал рассчитывать так, чтобы на дом ничего не задавать. Тогда и необходимость альбомы, краски домой носить отпала – все в кабинете хранилось. Работать приходилось много, часто зразу в двух школах, потом еще в институт Герцена поступил… Приходилось как-то все совмещать. А когда окончил институт, художественно-графический факультет, и пошел преподавать в художку. 25 лет «просидел» в подвале на Водной заставе: свод подвала из старинного кирпича, красиво!.. Но не здорово. Помню, по началу, пока ливневую канализацию не отремонтировали, каждый год весной подвал заливало, станки просто плавали. Сколько там времени проводить приходилось! Дети ко мне на занятия на один час в неделю приходили, а я-то во всех группах преподавал. Плюс подготовка, ученики же должны на занятия получить готовую к работе глину.
— Сложно сказать. А дети – есть дети. Попросишь после занятий накрыть глину… Надо для этого тряпки намочить, до определенной влажности отжать, накрыть, а сверху клеенкой закрыть и подоткнуть ее, чтобы глина не высыхала. Как попало сделали и убежали! Материал то не чувствуют. Другие дети приходят, а глина пересохла! Все приходится по новой готовить.
— А какая работа интереснее: самому творить или детей учить видеть, думать, руками работать?
— Конечно, творчества больше в своей работе. Но с детьми я всегда ладил, преподавать мне нравилось. Ежегодно мы на летнюю пленэрную практику в Высоцк выезжали, в одной комнате с детьми жили, за одним столом ели, 24 часа в сутки с ними вместе. Тесное общение – это хорошо и практика в Высоцке – была хорошей идеей. Сначала жили в аварийных домах. Потом взяли вот этот дом в аренду, отремонтировали его на общественных началах. И как-то Юрий Молчанов посоветовал взять здание на баланс. Так хоть какие-то средства на его содержание, ремонт стали закладываться. А сколько воспоминаний с этим местом связано! Накануне 8 марта я с мальчишками, традиционно, приезжал дом протопить, дырки если вдруг какие найдешь – одеялом заткнешь, веревки натянешь, чтобы дети могли хоть носки посушить, потому что на следующий день на лыжах по заливу приходили туда дети, весь день катались, дурачились… Семеновна блины для них пекла… Я чувствовал себя там, как дома: помнил, где что отремонтировал, прибил, зашпаклевал, печку переложил. Каждые выходные там проводил. Там же вырубил гнома из гранита. Дети, когда приезжали, в первую очередь с ним поздороваться шли, и стихи ему посвящали… Яхтсмены к нему до сих пор ходят, как к ориентиру. Правда, потом гному и нос отломали, и пальцы, и брови… А он все равно сидит, на солнце смотрит, улыбается… А когда появились деньги на этот дом, его отремонтировали, и уже гвоздь не забей, ничего не сделай. Здание сразу стало каким-то чужим, казенным.
| При поддержке ООО «Управляющая компания «Горное управление ПО «Возрождение» |
— Вы с таким теплом говорите об этом месте…
— А как же! 30 лет туда каждый год ездили! А до этого строительство… Столько пережито там было! Ведь и не всегда хорошо отношения складывались с местными мальчишками. Место отдаленное, милиции нет, участковый ближайший с Советском, помощи ждать неоткуда. А из преподавателей я один мужчина. Бывало, и камни летели в стекла, и матросы в окна лезли… Пытались, конечно, взаимодействовать с начальством местным, они какую-то работу проводили, пресекали. А как-то на это место некто глаз положил, были всякие предложения и уступить его, и обменяться… Много там событий, эмоций было!
Конечно, приятно сейчас видеть успехи своих учеников, кто-то из них окончил художественные училища, стали художниками или скульпторами, кто-то нашел свое призвание в архитектуре.
— Но ведь все это время, пока преподавали, и свои скульптуры делали. Ведь не забывали же творчество?
— Конечно, даже участвовал во многих выставках выборгских художников. (кстати, сейчас Тувий Израилевич готовится к выставке, которая пройдет в сентябре в краеведческом музее – от ред.) Всегда имел склонность к лепке. Потом камнем стал заниматься, дерево резать… Но я по дереву работаю не как резчик, а, скорее, в каменнотесной технике. У меня инструмент же весь самодельный: обыкновенный напильник обтачивал на точиле полукругом и калил. Почему? Это очень редкая специальность. Инструмент и сейчас не купить. А вот (Тувий Израилевич извлекает странную конструкцию из спиц и зажимов) инструмент, которым я пользуюсь, когда перевожу рабочую гипсовую модель в конечную скульптуру из камня или дерева. Этой пунктир-машинкой я пользуюсь… лет 50, наверное. И купил ее уже подержанной. Конечно, за такое время она начала уже меня частенько подводить, изнашивается все. А купить новую негде. И отремонтировать – это прямо сверхточная работа должна быть!
Мы долго еще разговариваем с Тувием Израилевичем об особенностях пород дерева, о нюансах работы по камню… Людмила Семеновна, смеясь, рассказывает, как они вдвоем перекатывают на даче каменные глыбы, подкладывая под них доски и трубы, совсем, как древние египтяне. Как много еще есть задумок, идей, планов… О работе над одной из последних скульптур — нимфой парка Монрепо: некогда источник украшало ее изваяние, нынешней нимфе Тувий Израильевич придал свое видение, к сожалению, она пока остается невостребованной. Я просто увлекаюсь, и забываю записывать дальше…
| При поддержке ООО «Управляющая компания «Горное управление ПО «Возрождение» |