Утром 17 января в Приозерском городском суде Ленинградской области было душно. Несмотря на то, что заседание, на котором озвучивали приговор священнику Грозовскому, от которого не отказалась РПЦ, носило закрытый характер, внимание к нему было приковано нешуточное. Еще бы: история тянулась с 2012 года, а обвиняли священнослужителя не в чём-нибудь, а в педофилии. Итогом суда стали 14 лет колонии, но ivbg.ru решил сконцентрироваться не на дне сегодняшнем, а на том, что было неделю назад. Тогда, 10 января, Глеб Грозовский произносил своё заключительное слово на том же самом месте, где услышал приговор. В нём было многое: и про любовь к детям, и нравственную деградацию, и даже про спасение мира.
Фото: vk.comЗаключительное слово Грозовского было больше похоже на изложение своей версии событий, которые происходили пять лет назад сразу в двух разных локациях. Одна из них, к слову, находится в Ленинградской области, другая подальше — на территории Греции. Но события эти, несмотря на дальность географическую, имеют очень много общего. И там, и там присутствует Грозовский, причем в обоих случаях в роли злодея, а также не достигшие совершеннолетия девочки и обвинения в очень страшном — в педофилии. Но начал своё выступление в самом конце длительного заседания священник Глеб не с этого. Речь, которая едва помещается на шести страницах формата А4, Грозовский начал очень аккуратно и осторожно, но тут же отгородил себя от обвинений в свой адрес, вновь, как и все эти годы, выступив во всей этой ситуацией если не жертвой, то как минимум человеком непричастным и доброжелательным:
Затем Грозовский вскользь упомянул про излишнюю развращенность современного мира и понимание любви «глазами Фрейда». Однако в следующей же фразе напомнил всем собравшимся, в том числе и судье о том, что он — человек духовный и высоконравственный, а это значит, что любовь к детям в его понимании не подразумевает ничего грязного. Более того, на протяжении нескольких минут его дальнейшего выступления основную мысль можно вычленить без особого труда: «я люблю детей, но не в том смысле, о котором думают те, кто меня обвиняет». Да, напрямую этой фразы не прозвучало, но зато несколько раз звучали слова «любовь», «забота» и «дети». От воспоминания собственного детства Грозовский перешёл к первому выводу, который, к счастью, был более понятен собравшимся, чем отсылка к Фрейду:
Далее Грозовский, по всей видимости, подготавливает внимательного слушателя к основной части своей речи, в которой будет конкретика. Сперва он делает вывод, что многие родители не понимают того, что их ребенку не достаёт любви и ласки, а затем мягко намекает на свои заслуги в этой области. Он припоминает свой многолетний опыт работы волонтёром и священником в детских домах и интернатах — местах, где дети особенно сильно нуждаются в заботе и любви окружающих. По словам Грозовского, психологи и другие специалисты, готовившие его и других служителей церкви к работе в таких учреждениях, не раз говорили о необходимости восполнения у одиноких детей недостатка телесного контакта. Он, конечно, выражается в объятиях, прикосновениях и прочих тактильных ощущениях, с помощью которых ребёнок, обделенный в прошлом лаской, может получить полноценное психическое и физическое развитие личности. Сказанное им можно воспринять двояко, да и звучит это довольно интимно, но только если смотреть «глазами Фрейда». На деле это действительно так.
Эффективная методика Глеба Грозовского, по всей видимости, как раз-таки и заключалась в налаживании с детьми доверительных родственных отношений. По его словам, он понял, что дети в большинстве случаев доверчивы и всеми путями ищут любви и ласки, а также возможности взять за руку взрослых, побыть рядом, ощутить что их любят, обнять или даже «повиснуть» на шее. Таким образом, священник не открещивается от того, что он позволял себе дотрагиваться до детей и даже специально шёл с ними на тактильный контакт. Однако тут же, после перечисления всех деталей своей интересной методики, он заявил, что никогда не злоупотреблял доверием детей:
Так может действительно поведение Грозовского было понято неправильно, и священнослужитель на самом деле не имел злых умыслов? Следующие пару минут его речи состояли из перечисления заслуг, как социальных, так и церковных. К ним относятся и ранний, но счастливый брак, и успешная педагогическая деятельность, и огромное количество благодарностей, полученных за время работы. Грозовский говорит, что за время его работы к нему приходили женщины-матери, рассказывая о проблемах в своей жизни. Иногда к священнику они приводили и своих детей, которым, само собой, очень нравился Грозовский. Они усаживались к нему на колени, ходили с ним за руку. И здесь он переходит к резко эмоциональным фразам, возводя стену между двумя понятиями, а себя еще больше отдаляя от того, в чем обвиняют. Грозовский, по его словам, обращался с детьми как любящий родитель, а не как педофил. Именно в этом заключается ошибка и его самого, и тех, кто обвиняет его в ужасных преступлениях.
От общего Грозовский постепенно перешёл к частному. По его словам, он был не понят обществом, а его методика неправильно воспринята, «извращена» и исковеркана. Из него сделали злодея и серийного маньяка, разыскиваемого преступника, и в эти сплетни и слухи сам священник долгое время не мог поверить. Не обошлось и без признаний, хоть и не очень громких. Грозовский в сердцах заявил, что знает, что он грешен, но не является при этом насильником или педофилом. Но о его особой любви к детям мы и собравшиеся слушать уже, вероятно, могли устать, поэтому следующая часть выступления его касалась уже непосредственно обвинений:
Перейдя с эмоционального языка на более официальный и даже юридически верный, Грозовский смело и уверенно заявил, что считает обвинение в его адрес несостоятельным. Однако заявление это не было неподготовленным или сотрясающим воздух. Начал свой короткий рассказ священник с событий 2009 года, развернувшихся на острове Коневец, что расположен на Ладожском озере в Ленинградской области. Именно тогда, когда на острове был развернут детский православный лагерь, а одним из работников в нем был сам Грозовский, и случилось то, что в итоге привело служителя церкви в колонию. Его якобы обвинили в том, что в разгар «тихого часа» Глеб прошёл в домик, в котором отдыхала одна из девочек, и совершил нечто плохое. Что именно — не говорится, но доподлинно известно, что после допроса детей, которые жили в том домике вместе с девочкой, обвинение отпало. Дети в один голос сказали, что Грозовского в домике не было, значит и преступления не было. Кроме того, психологи заверили, что у девочки был явный недостаток мужского внимания. Но это не помешало матери девочки дать делу ход и предъявить священнику иск за моральный вред и психическое заболевание, которое якобы возникло у девочки после того инцидента, которого вроде как и не было. Очень запутанная история, но говорил Грозовский уверенно:
Второе преступление злодея Грозовского, за которое его судили, произошло уже не на территории Ленобласти, а гораздо дальше — на острове Кос в Греции, где также был организован православный лагерь. Однако и здесь священник уверенно отвергает обвинения в свой адрес, предоставляя всевозможные доказательства своей непричастности. По словам обвинителя, матери пострадавшей девочки, она жутко боялась Грозовского после того, что он совершил с ней. Однако по версии следствия преступление было совершено 19 августа, а через два дня после эта девочка запечатлена на фото рядом с ним со вполне счастливым и беззаботным выражением лица. Суд же считает, что именно страх перед мужчиной заставляли девочку молчать до определенного времени. Если же верить словам Глеба, то девочка отличалась агрессивностью, ругалась матом и порой вела себя неподобающе по отношению к сверстникам. Позже выяснилось, что у девочки из-за родовой травмы имеется органическое поражение головного мозга. Так или иначе, Грозовский уверяет, что никаким страхом, которым оперируют следователи, и не пахло:
Из заключительной части речи Грозовского становится ясно, что он уповает на проблемы в семьях девочек, в преступлениях против которых его обвиняют. По словам Глеба, «родители обеих девочек либо не знают о том, что необходимо проявлять свои чувства ласки к детям, либо не умеют этого делать». Поэтому, конечно, любое проявление ласки и заботы по отношению к их детям они могут счесть как сексуальное домогательство или еще что похуже. И здесь вновь, как и в самом начале, всплывает понятийный аппарат из медицины. Вновь звучит термин «тактильная депривация», в незнании которого Грозовский упрекает родителей девочек. Более того, как и полагается священнику, он проявляет жалость и выставляет этих детей жертвами не его девиантного поведения, а их родителей, втянувших их в «омерзительный судебный процесс».
Закончил Грозоский также по канонам — признал, что совершил ошибку, но не признал вины во вменяемых ему преступлениях. Даже намёка не дал на то, что он раскаивается, ибо раскаиваться не за что. Прозвучала даже фраза про спасение мира от нравственной деградации. Кто-то может посчитать это чрезмерно пафосным, а кто-то даже поверит священнику, который на момент заседания уже более сорока месяцев провел за решеткой. Он понимал: репутация запятнана хуже некуда, а признание могло бы помочь получить меньший срок. Однако и в такой ситуации он не признался. И здесь у человека без предубеждений могут появиться сомнения: а действительно ли Грозовский злодей или во всём и правда виноваты примеры ужасного воспитания. Можно думать об этом долго, но известен как минимум один человек, для которого священник Глеб виновен бесповоротно: это судья Людмила Яшина. Именно она за пятнадцать минут 17 января зачитала приговор и отправила Грозовского в колонию на 14 лет, закрыв глаза на длинную и откровенную речь.
Впереди апелляции, размышления и написание книги.
Полный необработанный текст заключительного слова Глеба Грозовского можно прочитать здесь.
